БЫЛИНЫ

Былина шестая

Как у стольного града у Киева, у палат белокаменных княжеских, богатырь стоит чудо Хазарище, встречи с князем себе домогается. Голова его, что пивной котел, борода его – вороно крыло, между глаз его – ось тележная, роста будет он двухсаженного, с головы до ног при оружии. Сабля острая, да длиной в сажень, на руке кистень весом целый пуд, у седла копье длиной в семь шагов, тут же палица трехпудовая. За спиной колчан, сто каленых стрел, в нем же длинный лук, да из турьих рог. На плечах его дорогой халат, под халатом булатный кинжалище. Щит его серебром горит, драгоценными убран каменьями. Гридни копья в него понаставили, да те копья ему, что булавочки.

Святослав тогда - почти отрок был, восемнадцать лет имел от роду. Вышел князь во двор с братом названным, на резное крыльцо палат каменных, посмотреть на чудо хазарище: “ты откуда есть, богатырь степной, и зачем к нам в Киев пожаловал? ”

“Ой, ты, гой еси!”, отвечает тот, “богатырь я кагана хазарского. Здесь племянник мой, скоро будет год, как родился от блуда он царского. Добр меня зовут, добрым именем, а по отчеству кличут Малкович. У тебя сестра моя ключницей, ты ее обесчестил соитием.

Я слыхал, что князь, сам силен богатырь, видно врали гости заморские. Мне таких, как ты – на одну ладонь, только мокрое место останется. А еще говорят, брат твой названный, он де лучший из всех - на всея Руси. А и кличут его вроде Вольгою, а по батюшке он Иванович. Он побил, прогнал от стольного Киева, посла Каганова Сантала Жидовиныча. Был Сантал силен, ну а я сильней, отомщу его поругание. Снова к Вам каган от цицарских степей и Хвалынских морей посылает за данью послание:

Вот уже отодвинул копейщиков, и к крыльцу подъезжает Хазарище: “Ой ты, гой еси, Вольга Иванович! Вызываю тебя я на смертный бой, если ты не трус, давай ратится. Как побью тебя, всех возьму в полон, и продам полон князю-кесарю.” Поединок (Поражение Хазарища)

Возмутилось сердце молодецкое, выхватил князь свой булатный меч. Ты недолго думал, Хазарище. Вы получите, то, что положено. Придем в гости мы к Салтану Ставрульевичу, иудеев царю, кагану хазарскому. Снимем с плеч его голову, прах развеем по полю цицарскому. Хорошо, что приехал к нам вовремя. На тебе я свой меч и попробую.

Просит князя Вольга Иванович: “Святослав, не по чину княжеску с наглецами рубиться - ратиться. Мне позволь побить это чудище, Хазарище неумытое, позволь с корнем из пасти мне вырезать язычище его ядовитое, за хулу его за обидную, и собакам отдать – пускай лается!”

Соскочил с крыльца Вольга Иванович, стал лицом к лицу с чудом Хазарищем. Рассмеялся на это Добр Малкович. Смел ты Вольга, отнять – не отнимется, только мал ты со мной еще ратиться. Ты и росту всего то саженного, и оружия – лишь короткий меч. Не получится боя - сражения, твою глупую русскую голову без труда, но с большим удовольствием отрублю с удалых твоих плеч. Он пустил коня на нахвальщика, замахнулся на Вольгу сабелькой, что длинной в сажень, шириной в ладонь. Нырнул Вольга под саблю ту острую, прихватил руку чуда - Хазарища да и сбросил с коня на мощеный двор. Загудела земля, как пивной котел, раскололись плиты гранитные, раскатилось оружье Хазарища, порассыпались стрелы каленые. Вскочил Вольга да ему на грудь, выхватил его же кинжалище, зарезать хочет Хазарище.

Взвыл Хазарище перед смертию, просит князя пощадить его: “ Я клянусь тебе клятвой честною, буду я служить службой верною. Буду я служить верой - правдою, все же, как никак, мы родня с тобой. Разреши мне понянчить племянника, повидаться дай - хоть разок с сестрой. Буду сыну твоему я защитником, а сестре моей буду помощником”.

“Ой, не верь, ему, - просит Вольга Иванович, - не верны в делах клятвы жидовские, он обманет нас, не поморщится!”

“Ты Олег не прав, - возражает князь, - честной клятве мне верить положено. За него теперь Боги ответчики. Жизнь детей его, внуков и правнуков, коли ложно поклялся - загублена! За него они ныне порутчики! Велика вира вору-отступнику! Заберет их Морена с Горынею в подземельное царство - Кощеево. И гореть ему в пламени адовом с детьми вместе, коль станет изменником.

Но дадим мы ему испытание, и работать пошлем черным конюхом. Пусть назем скребет, мы присмотримся, как работает он и как служит нам”.

Веселится народ во всем Киеве, насмехается голь перекатная. Жидовин да в конюшне во княжеской, и назем выгребает лопатою. И гребет он с утра и до вечера, ну а вечером, после ужина, отправляется к Малке он малковне, да к сестре своей и племяннику. Каждый вечер он учит Владимира уму разуму, да жидовскому. Разжигает в нем злобу и ненависть, ко всему непокорному русскому. Злобу лютую пестует к батюшке.

Святослав был Князь! И умом горазд. Богатырской прославлен был силушкой. И собрал он Русь изо всех племен и могучей сделал дружинушкой. Слышал жалобы - ото всех славян на жестоких хазар притеснения. Данью брал детей - жидовин каган. Нет управы на них! Нет спасения!

Князь имел Совет из честных бояр, во главе с Иваном Хазарином. Воспитал старик его с нежных лет и дружина была им поставлена. Не хотел Иван, что бы был похож Святослав на отца горемычного. Все, чем Игорь был, все обман да ложь, кроме силы и голоса зычного. Растерял он все, что собрал Олег, и накликал на Русь беду черную. А Иван мечтал - прекратить навек - дань рабами кагану позорную.

Рабство знал Иван, знал по опыту, не хотел для детей эту долюшку. Как-то раз попал в каганате в беду, но сумел прорубиться на волюшку. Знал Иван хорошо эту злую Орду, там столкнулся с жидовскою злобою. И с тех пор десять лет собирал на Руси против них он дружину особую.

Помогала княгиня боярину, помогал и Вольга Иванович. Святославу братом был названным. И готовили они тех дружинников - с малых лет да к делу Великому: сокрушить хазар и развеять прах каганата по полюшку дикому. А отобран в дружину был каждый боец да каликами перехожими и дружинники те – все один к одному, на детей Святовита похожие.

Потому и князь, был воспитан так, что смотрел на дань, как на свой позор, и готов был жизнью пожертвовать, что бы Русь всегда была вольною, что бы злой каган обходил бы нас за сто верст дорогой окольною.

Всем хорош был князь, только слишком прост в обращении был он с дружиною. Верил всем, кто ходил с ним в дружинный поход, и поверил улыбкам он двух воевод, затаивших измену змеиную.

Первым был жидовин Хазарище, воеводе доверил князь кровное, сына своего от Малки Малковны. А второй воевода - Сантал Жидовин, водил войско варягов наемное. Был он свейского конунга сыном, да по матери был жидовином. Вечерами ненастными, темными собирались в Малушином тереме, думу думали вместе изменники, как расчистить престол для Владимира.

Не смогли Свенельд и Добр Малкович той Великой Войне воспрепятствовать. Не смогли убедить и Совет бояр, что платить дань рабами спокойнее. На Итиль, Саркел князь повел в поход всей Руси племена подневольные. И всего за год разметал хазар, города разрушил их стольные. И собрал под Русь всех славян Святослав - от Итиля до камня словенского. И убит был им всех хазар каган, паука уничтожил он мерзкого.

В той большой войне против злых хазар, как нахвальщик Вольга прославился. Выходил на бой впереди дружин и со всеми врагами справился. Как всегда в бою, важен был почин, и почины были победные. Ненавидит его весь народ жидовин, поют славу ему люди бедные.

Одолев хазар в стольный Киев град князь вернулся с великою славою. С той Победы, до самых сегодняшних дней, Русь зовется Великой Державою.

Так гиена с шакалами сходится, как сошлись два матерых стервятника, на беду граду стольному Киеву. Лучшим другом Хазарища стал Свенельд Сантал Жидовинвич. Ярополка с Олегом замыслили извести ради власти Владимира. Святослав, князь Великий, князь киевский был для них в этом деле помехою.

Святослава мечтали походами – натравить через море на кесаря. Да походы на Запад нахваливать, там найдут хитроумные волохи - способ с киевским князем управиться. Обещать им войны замирение, в войско кесарей – русских дружинников, обещать за престол для Владимира - их мечту вековую – крещение.

Большей был помехою для изменников Вольга силой своею немерянной и жидовских обычаев знанием. Не раз предупреждал Вольга побратима об опасности, заклинал не слушать советов жидовских, удалить от себя Владимира с дядькой его угодливым, не ходить воевать греков с болгарами . Но не слушал Святослав Вольгу Ивановича, воспитывал Владимира вместе с сыновьями честными, принимал угодливость Хазарища за преданность князю и народу русскому.

Совсем перестал своих бояр слушать Святослав Игоревич. Возгордился от славных побед над хазарами. Снарядил ненужный поход на болгар, вняв Свенельду и брату Малуши. Понимал старый Претич причину беды, объяснял ее пагубу Ольге. Но союз в той войне печенежской Орды вскружил голову даже и Вольге. Заключил тот союз – Добр, степной богатырь. Не мало золота хану Куре заплачено, ловушка князю Святославу не раз оговорена. Не почуял измены Святослав, приблизил Добра, наградил богатствами за союз с печенегами. И другой был приближен к престолу упырь. Князь Свенельда направил к Преславу.

Вольный Новгород сам нанимает князей, новгородцы им платят за службу. Не давал Святослав княжить им сыновей, не любил бескорыстную дружбу. Новгородцы упрямы. Послали гонцов: пять старшин новгородского вече. И пустых наказали не делать концов: возвращаться пустыми далече.

Тут то Добр новгородцам и подал совет, смысл которого был им неведом: “Для Владимира места удельного нет. Дети слуг - не наследуют дедам. Попросите Владимира! Княжеский сын. Что с того, что рожден был от Малки. Будет Рюрика корня - страж Ваших пятин, не наемник какой нибудь жалкий! ”

Покумекали. “Дельный, хороший совет. Что с того, что рожден князь от Малки. Будет Рюрика корень у наших пятин, не наемник какой нибудь жалкий!”

“Дай Володьку, - просили, - все будет нам власть. На таких нынче дешевы цены.” Проворчал Святослав: “Вот по Вам он и князь”, не почувствовал в деле измены. Он не понял, что этим Владимира сам - сделал князем, наследником дедов. Было это угодно святым небесам. Приговор их всегда нам неведом.

И отправился в путь вновь назначенный князь. Добра ярко сияют плешины. До Ильменя далече еще месить грязь, и собою довольны старшины.

Только Новгород их не одобрил успех: “Эк, послали за князем опять неумех. Мы хотели как лучше, вышло все, как всегда. Посылали за князем - привезли нам жида”.

Дни шли, а годы летели. Не вернулся из похода в степи цицарские князь Святослав Игоревич. Погубил его Свенельд изменой коварною, предал печенегам на поругание. Сам поспешил в Киев град. Вместе с сыном, Блудом Свенельдовичем, обманули Ярополка Святославовича, князя киевского, оклеветали его брата любимого, будто Олег домогается престола киевского и его Ярополка погибели, исполчили Ярополка против брата кровного Олега Святославовича, на радость брату сводному князю Владимиру.

Потемнело небо над Киевом, Ярополк тур, на брата разгневался, ополчился на князя древлянского. Подошел к его городу, Овручу, выслал к стенам бояр своих стольников, те кричали в забрала высокие его брату слова справедливые:

“Выходи, брат из стен своих каменных, да уладим все миром и правдою, Святослава порадуем батюшку братским пиром и радостной тризною. Я клянусь честным княжеским именем, не хочу русской крови пролития”

В чистом поле под белою скатертью, на лугу под ракитой, на выпасе, стол дубовый поставили княжеский. Перед ним два престола-сидения: Ярополку из зуба из рыбьего, а Олегу из зуба слоновьего. Под рожки, гусляров пенье мирное, по мосту, через ров восьмисаженный, из дубовых ворот, из окованных, выходили из стен белокаменных князь Олег, с малой свитою княжеской: гридни, челядь с закусками, стольники, все, кто князю по чину положены.

Перед ним шло три сотни дружинников, под командой Варяжки нахвальщика, без оружия все, легкоконные.

Позади шли за князем дружинники, все в парадных доспехах сверкающих, шли колоннами - в ряд десять всадников, за мостом становились десятками под командою Вольги Иваныча.

Вдруг варягов тяжелая конница, по команде Свенельда изменника, на процессию мирную кинулась избивать их мечами и копьями От ударов дружинники дрогнули, поломали ряды свои стройные, повернули коней назад к Овручу. Начались на мосту столкновения, человек превратился в песчиночку, и как вихрь те песчинки разметывал вал дружины, летевшей лавиною. И столкнули с моста они князюшку, на дно рва с бузиной и малиною. В ров посыпались конные, пешие, сверху кони летели парадные, и заполнили ров восьмисаженный скоро кровью и трупами хладными.

Да не все растерялись дружинники от варяг вероломства – предательства. Ведь и ложка оружие смелому. Ухватил Варяжко скамеечку дубовую, да и пошел ею от варягов отмахиваться. Где махнет, варягов ляжет улица, отмахнется – переулочек. А навстречу, в бой дружина Олегова двинулась, - словно стайка стремительных кречетов на воронью стаю накинулась. Махнет Вольга мечом – ложится две улицы, отмахнется – два переулочка.

Заметались варяги под ударами, побежали бы они от Овруча, да некуда. Варяжко бьет их спереди, а от стен крепостных Вольга Иванович, его батюшка. Побросали оружие варяжины, склонили головы покорные. Да не воротишь Олега, князя древлянского, черное дело сделано. Погубил на беду свою Ярополк брата у Овруча, затоптали, задавили Олега во рву перед крепостью.

И еще раз ужалил Свенельд, как гадюка ядовитая, тяжко ранил в спину ударом предательским он Вольгу Ивановича, побратима Святослава великого, свидетеля предательства Свенельдова. Но не сошла на этот раз Свенельду с рук измена коварная, убил его в поединке Вольга Иванович, орошая кровью землю родимую. И упал бездыханным на руки сына своего ненаглядного.

Ой, да у Овруча стон и плач стоит. Плачет князь Ярополк, убивается, над братом своим сокрушается: “Я ли хотел твоей погибели! Приглашал я тебя на честной на пир. Быть мне навек опозорену, честному имени порушену, братоубийцею быть заклеймену.”

Ой, да у Овруча стон и плач стоит. Плачет Варяжко, убивается и над Вольгою сокрушается: “ Я ль не любил тебя, батюшка! Я ль не был с тобою почтителен! Как не сберег от погибели! Как не уберег от предателя!”

Ой, да у Овруча стон и плач стоит. Плачет Блуд, убивается. Над Свенельдом сокрушается:

“Ох, да виноват я, пред тобою, батюшка, да виною смертною! Погубил тебя не послушался, Ярополка не потчевал отравами да зельями заморскими! Был бы ты теперь князем Киевским, а его уж давно бы оплакали!”

Справил тризну Ярополк по Олегу, по брату своему родимому. Справил тризну и по Вольге Ивановичу, за него жизнь отдавшему. Да не справил тризну по Сантал Жидовиновичу, бросил в поле его зверям на растерзание.

И устроил князь справедливый суд, как обещано брату до гибели. За Свенельда стал на суд его сын честной, его сын честной Блуд Свенельдович. И за Вольгу стал его сын честной, его сын честной Иван Олегович. И поклялись они честной клятвою говорить все то, что им ведомо.

Рассказал Иван слова батюшки о предательстве о Свенельдовом, Святославовой страшной погибели на порогах от рук печенежины.

И спросил Ярополк у дружинников: “Так ли было, как Вольга рассказывал?” Отвечали дружинники русские: “Так и было, как Вольга рассказывал, ждали князя сигнал мы до вечера”. А варяги – дружинники дикие, на вопросы в ответ только скалились.

На вопрос отвечал Блуд Свенельдович, что не ведал о том, что рассказано, клялся честною клятвой дружинника, что не слышал такого от батюшки. только слышал его рассуждения о Добрыне и князе Владимире, на престол будто зарятся киевский!

Присудил Ярополк:

“ Дело сделано:

- Поплатился Свенельд за предательство. его кости клюют нынче вороны. Блуд в дружине останется Киевской, ратью черного люда командовать. А Ивана в дружину я малую приглашаю быть первым нахвальщиком.

- С добром будет иной на суде разговор. Не малыш, чай, плести паутину. Сеет Смуту на Русь он, войну и раздор, против нас собирает дружину! Он бесчестием честную клятву попрал. И гореть ему в пламени адовом. И пока этот Добр в свою степь не удрал, задержать на Руси его надо нам. Ведь его честной клятве, поверил отец. С ним не будет нам сна и покою! Мы предательству Добра положим конец, пусть заплатит своей головою!”

Ой, да неуютно князю Владимиру в вольном Новгороде с дядей Добрынею. Ребятишки над ним насмехаются, обзывают жидом да хазарином. Рать по зову его не является. И на вече смеются, не слушают, попрекают мамашей Малушею. Бобыли вокруг беглые крутятся, и глазами сверкают волчьими. Коль не выучка Добра, да силушка, уж давно бы Володьку зарезали. На казну лишь надежда Владимира, сундуки то у Добра бездонные.

Ой, да то не сорока летит белобокая, и не волчье в ночи завывание, то гонец мчится к Добру из овруча и везет ему Блуда послание. Потемнел лицом старый Хазарище, не по нраву ему эти новости:

“Много было у Овруча шуму. Мы, надеюсь, по-прежнему вместе. От руки ненавистного Вольги, его мести жестокой, удачливой, пали брат мой Лют Свенельдович и Сантал , незабвенный мой батюшка. Но и Вольгу настиг, слава Богу, конец. Нет серьезных у нас супротивников. Вольги сын не в расчет. князь совсем наш юнец.

рассказал я о планах Владимира. Сохранил зато князя доверие. И без этого Добра влияние вызывает его подозрение.

Ярополк шлет на суд приглашение Вам и гонца новгородским старшинам. Допустить суд нельзя. Пахнет жареным там. Это дело не кончится миром. Мы должны быть готовы с Ярополком к войне. Отомстим за разгром каганата. Все расходы свои возместим мы вдвойне, - так казна Ярополка богата!”

Собрались все на вече пятины, шум и гам стоит, люди сердятся:

“ Ярополк на Владимира выслал свой суд! Себе Новгород ведает цену! Ждет, небось, что Володьку ему привезут! Князь Владимир замыслил измену! Как никак, а ведь брата убил Ярополк! Верить что-то ему несподручно! За Владимиром выслать грозится он полк! Без войны мы давно живем? Скучно?

Князь наш смех один! Кормит сказками! Святославович! Корень Рюрика! Занят больше он бабьими ласками! Получить наш прокорм хочет дуриком! Он от Малки рожден и воспитан жидом! Добр готовит Руси всей крещенье! Ишь, привыкли чужим жить добром и трудом! За кагана готовят нам мщенье!

Собирают вокруг себя всякую пьянь! Набирает варягов дружины!

Как бы с нас этот князь не потребовал дань! Что там думают наши старшины? Князь жидовского роду и племени! И варяги шалят! Обижают дев! Нет защиты от вражьего семени! Все! Терпению – наступил предел! Собирайтесь на вече, старшины! Нам не надобно князя таковского! Пусть из княжьих покоев дружины изгоняют кагана жидовского!”

Загорелась земля под ногами жидов, унесли они их еле - еле, но набитые златом свои сундуки прихватить не забыли. Успели. Прихватили с собой новгородский весь флот, и ушли с ним на свейское море. Нападали на земли приморских пятин, смерть несли им, неволю и горе.

Разглядели иноземцы сердце черное Каина, собрали они рать несметную, пошли с Владимиром на Новгород. Взяли Новгород силою, разграбили его дочиста, убили старшин, да гостей-купцов новгородских, отомстили за князя изгнание. Пошла дальше рать иноземная вместе с Владимиром грабить города русские, убивать, да насильничать. Захватили и Полоцк древний, убили князя с сыновьями и дружиною, над княжной молодой надругалися, навек Рогнеду опозорили.

Захватили и стольный Киев град. Убили Ярополка предательски. Помог им Блуд черной изменою. Да неуютно князю Владимиру в Стольном Киеве. Ребятишки над ним насмехаются, обзывают жидом да хазарином. Рать по зову его не является. И на вече смеются, не слушают, попрекают мамашей Малушею. Бобыли вокруг беглые крутятся, и глазами сверкают волчьими. Коли не дружина б заморская, да Добра силушка, уж давно бы Владимира зарезали.

Искал Владимир любви киевской, поил медами голь перекатную. Попытал себя и в волховании. Резал сам животных жертвенных. Да не верили киевляне его волхованиям, не сбывались его пророчества. Раззадорился Владимир Святославович, дорогие стал жертвы требовать, приносить в жертвы малых детушек. Невзлюбили киевляне его волхования, не сбывались его пророчества, не принимали Владимира боги славянские.

Осерчал Владимир красное солнышко: “Я ль богам жертвы не жертвовал, дорогие жертвы, невиданные. Волхвы жертвуют петухов, да ярочек, я же жертвовал своих малых детушек”. Не хотят принять меня боги славянские, так и я не хочу им молиться, жертвы жертвовать.

Повелел перестать молиться Перуну с Ярилою, запретил молиться Орею, да Ладе матушке, не велел молиться Сварогу, да Морене с Мокошью. Окрестил Киевлян в Православие силою, загонял на крещение мечами да копьями. Стали жить киевляне с Божьей помощью, да из вольных людей стали князю холопьями. Продавать стал князь людей киевских в рабство грекам, да за море хвалынское.

То не гуси друг другу гогочут, не журавы журавам курлычут в синеве поднебесья глубокой, и победно не лебеди кличут, собираючись стаей - дружиною в перелет мимо города Киева. Это русских дружинников клики: шли и шли они к городу Родне на войну против смуты великой:

“Засел в Киеве страшный Добрыня! Его люди Хазарищем кличут! Снова дань собирает рабами! Вновь жиды на базарах и в лавках о нужде своей Киеву хнычут! Затворился с убийцею брата! Краснорожим безбожным Владимиром! Топчут все, что навеки нам свято! В питие они ищут веселие! А в гареме - усладу разврата!
Он за брата не ищет прощения! Ездил Добр на разведку в Царьград! Силой нам навязали крещение! Сын жидовки – Христос, говорят! Всем богам они молятся сразу! Как ягнят беззащитных младенцев сам Владимир закалывал в капище! Как нам вывести эту заразу?!! Лишь Варяжко боится Хазарище!”

Собралась под начало Варяжко дружина бедная, но быстрая и отважная. Не давали варягам проходу, небольшие их дружины бесчестили, отнимали у них все оружие, набивали камнями за пазуху, и кидали в глубокую воду на стремнине Славутича батюшки.

И не раз приходили ратиться к Киеву, вызывали на битву наемников во главе с ненавистным Хазарищем. Шли с Варяжкою рати крестьянские, поднялась на дыбы Русь свободная: не дадим супостату в невольники малых детушек на поругание! Шли на бой кто с косою, кто с вилами, кто с оглоблею, кто и с дубинами.

Печнеги шли вместе с Варяжкою. Ярополку служили по прежнему: господину и их победителю, они клятву Илдееву помнили, что их хан головою дал Куриной, Ярополку – за батюшку мстителю! Не признали за князя - Владимира, погубителя брата, мучителя. Крепко помнили царство хазарское, когда были рабами покорными. Не хотели платить дань Хазарищу и остаться хотели свободными.

Добр ругался со стен белокаменных, издевался над русской дружиною, поносил нас словами обидными, Но ни разу не вышел из Киева, сам не вышел, не вышел с дружиною. Что бы не было русского приступа, выводил он на стены молодушек, что на сносях ходили, да детушек, закрывался от стрел ими, прятался. Киевлян недовольных - Хазарище по доносам старался, выискивал, по ночам к ним врывался с дружиною и на стенах поутру вывешивал.

Киевляне бежали из Киева и служить не желали Хазарищу. Собирались в ватаги уремные, придорожные шайки разбойные. Ну а тех, кто остался Владимиру верой правой служить за копеечку, на дорогах ловили разбойнички, отнимали у них все, что нажито. Не боялись разбойнички Киева, всегда в Родне от гнева Владимира можно было без страха им прятаться.

Продолжалось так долгих двенадцать лет, да двенадцать лет и три годика, до рождения Ярославова и в Ростове его вокняжения. Заросли все дороги проезжие, ни торговли не стало, ни промыслов.

Не любил князь походы военные, любил ласки, беседы застольные. Все о мире Владимира помыслы. И взмолился Владимир пред Роднею, посылал к ней послов он за милостью, и просил за дороги проезжие, за торговлю просил и за промыслы, пропустить молил меды старинные, жить не мог без питья и веселия..

Отвечал Иван князю Владимиру: “Пока жив еще Добр твой Хазарище, не платил пока цену известную, не бывать миру Родни с Владимиром. На нем вира за клятву бесчестную. Всем известна цена эта малая: головою пусть платит Добр Малкович”.

Но не мог князь Добрыней пожертвовать, даже ради венца сохранения, даже ради питья и веселия. Был хитер Добр, умел ловко прятаться, но имел и Варяжко терпение. Был не прост внук ворчливого Претича. слух пустив, что ушел с печенегами, он Добрыню выманил из крепости.

Осмелел Добр: “Такие известия!”. Сам Владимир с дружиной немалою и любимым своим белым кречетом на охоту в окрестности Киева вместе с Добром в угодья отправился. Там в дубраве погоста Васильева, он с дружиной Варяжко и встретился.

Ой, да у села у Васильева, стоит дубрава заповедная, за мостом через реку Смородинку, у околицы начинается, никому на свете не ведомо, в каких странах дубрава кончается. В том лесу зверья не измерено: буйный тур живет и свирепый вепрь, и огромный лось там кору жует. Там олень и лань, лиса, заяц, рысь, волки по ночам воют: “Берегись!”. Батюшка медведь прячется в глуши, возится барсук там в ночной тиши. На лесной реке – пары лебедей, прячут камыши уток и гусей.

То не ветер шумит над дубравою, не заря в небесах разливается. То в дубраве Хазарище тешится, с белым кречетом развлекается. Голова его, что пивной котел, борода его с белой проседью, между глаз его – ось тележная, роста будет он двухсаженного, с головы до ног при оружии. Сабля острая, да длиной в сажень, на руке кистень весом целый пуд, у седла копье длиной в семь шагов, тут же палица трехпудовая. За спиной колчан, сто каленых стрел, в нем же длинный лук, да из турьих рог. На плечах его дорогой халат, под халатом булатный кинжалище. Щит его серебром горит, драгоценными убран каменьями.

Он гоняет косуль, зверя красного, не жалеет и малых детенышей. Убивает калеными стрелами, копьем колет, наотмашь бьет палицей. На поляне лесной у Смородинки, золочен шатер князя Владимира. Он вино там пьет, меды старые, и с дружиною напивается, пока дядя его Добр Хазарище, с белым кречетом развлекается.

То не буря гремит над дубравою, то не молния в небе сверкает. То Варяжко с дружиною верною через Калинов мост на Смородинке на степных сивках бурках выносливых ищут встречи с дружиной Владимира и его воеводой Добрынею. Невелик Иван – да всего сажень, да всего сажень с малой четвертью, рядом с Добром покажется отроком. Не сравнить его по оружию, по одежды богатству с Добрынею. Нет при нем кистеня, копья, палицы, нет кинжалища, нет копья при нем трехсаженного, сабли острой нет, что длиной в сажень. Лишь у пояса - харалужный меч, в колчане его лишь три сулицы

Увидал врага злой Хазарище, и лицом потемнел в черной ярости: “Как ты смел, холоп, в лесу княжеском появиться без нашего ведома и вести с собой голь перекатную, печенег, живорезов разбойников?!! Ты умрешь сейчас смертию лютою, что давно уж тобою заслужена. Не к лицу воеводе Владимира, мне с тобою, холоп, нынче ратиться!”

Поскакал Добр к шатру золоченому, кликнул в помощь дружину немалую. На дружину Варяжки убогую исполчились на сечу дружинники: половина латгальских наемников, полов ина – варяги из Дании. Ой, да кони у них словно лебеди, и мечи их как быстрые молнии, их доспехи украшены золотом, строй их радует яркими красками, разноцветьем сверкает на солнышке. И числом они многое множество, сзади их подгоняет Хазарище, три дружинника князя Владимира, да на каждого русского ратника. Скачут по лесу - треск да шум стоит.

“Не числом побеждать, а умением!” был научен Варяжко от Претича.

Обучил, не считаясь со временем, свою рать внук Ивана Хазарина, каждый воин его был нахвальщиком, без различия роду и племени. И в дружине Варяжкиной ратники, что не каждый второй – печенежина, кто из Киева голь перекатная, кто и вовсе лесные разбойники. Кони их от морозов мохнатые, низкорослые, так себе на вид. Их доспехи стальные – без золота, их одежды простые – без бархата, исполчились мечами булатными, поскакали навстречу дружинникам, скачут по лесу, словно гром гремит.

И столкнулись две силы великие у моста через речку Смородинку, на поляне зеленой дубравушки, у околицы сельской Васильева. Одна сила – в пирах охмелевшая, по застольям привыкшая хвастаться, от безделия ожиревшая, иноземная, Русь презиравшая, шла на силу исконную, Русскую, шла на силу, в боях закаленную, шла на силу, горевшую мщением, и от стрел не привыкшую прятаться. Выжлецов так охрипшая свора на матерых волков в бой кидается. “Разве можно борзым с волком ратиться?!! Только шкурой да временем тратиться”. И клочки полетели по улочкам, по лесным разнеслись закоулочкам. Полегли в сече князя дружинники от Варяжки оборванных ратников. Превратилась поляна та в капище: без дружины остался Хазарище.

Поредело и войско Варяжкино. Но осталось достаточно ратников. На Хазарище копья наставили, окружили у речки Смородинки, и убить его ждут разрешения.

Понял Добр, что ему уж не вырваться и придется сражаться с Варяжкою:

“Выходи со мной биться, Олегович! ” - рычит Добр на него в черной ярости. “Вольга портил мне жизнь своей силою, был отец твой моим ненавистником. С ним управиться было нам тяжко. . Защищай теперь ты Русь постылую! твой черед быть убитым, Варяжко!”. Так сказал и направил Хазарище вороного коня на нахвальщика, и нацелил копье трехсаженное прямо в сердце врага ненавистного.

Конь Варяжки - Серко - серый в яблоках, жеребенком Иван его выходил, обучил делу ратному, выхолил - он без слов понимал мысль хозяина. Поскакал он навстречу Хазарищу, от удара копья трехсаженного уклонился чуть в левую сторону, и ударил с налету всем корпусом вороного коня в шею длинную.

То не гром прокатился над речкою, содрогнулась земля под Добрынею, с вороного он на спину грянулся, по траве раскатилось оружие: сабля острая, да длиной в сажень, копье долгое, трехсаженное, золотой колчан, тугой турьий лук. Сто каленых стрел порассыпалось, улетел кистень весом целый пуд, за ним палица трехпудовая. Рядом щит лежит, серебром горит, драгоценными убран каменьями.

“Не хвались перед боем Хазарище!” Иван спрыгнул с седла друга верного: “Обещанье свое ты не выполнил”. Повернулся к ближайшим дружинникам: “привяжите в тороки Хазарище”.

Но опасным врагом был Хазарище, пока жив, нападал на противника. Из-за пазухи вынул кинжалище и метнул его в спину нахвальщику. Зазвенело булатное лезвие, тут Варяжко бы и конец пришел. Да не прост внук Ивана Хазарина. Пал на землю, услышав звон лезвия, пролетел над Варяжкой кинжалище. Подобрал Варяжко оружие, на ладони подкинул кинжалище:

“Ты плохого, Добр, выбрал товарища, коль в бою он тебе не помог. Возьми саблю, в поганые руки. Еще раз пытай счастье жидовское”.

Вновь понадеялся Хазарище на оружие, да на силу свою богатырскую, да на выучку полюшка Дикого. Но ему ли с Варяжкою ратиться?!!. Дал махнуть Варяжко ему сабелькой, да не дал отмахнуться коварному. Вбил его в землю русскую да по самую плешь, да по маковку: “Не ходил бы ты, жидовин, к стольному Киеву, не пугал бы малых детушек, не бесчестил бы красных девушек!” Тут Хазарищу и конец пришел.

Хорошо было видно сражение из шатра золотого Владимира. Пал на землю Владимир в отчаяньи, на себе рвал от ярости бороду, из шатра потихонечку выбрался и пополз от Васильева к городу. Под мостом через речку Смородинку от Варяжко до вечера прятался, молил Бога о жизни спасении, дал обет, что построит в Васильеве, если выживет - церковь соборную.

Ой, да отчего это аисты пляшут у Полоцка, и журавы танцуют журавушкам, весне кланяясь, солнцу и травушкам, в честь кого это лебеди кличут, кто родился из русских князей, в этот радостный солнечный день?

Ой, да у Рогнеды да Рогволодовны, по прозванию Гориславовны, сироты неутешной из Полоцка, сын родился от князя Владимира, ее братьев любимых мучителя и убийцы отца ненаглядного. Подрастал Ярослав умным отроком, только хроменьким от рождения. За обиды смертельные матушки, к отцу не было в сердце почтения.

Стало пусто в душе у Владимира после смерти Добрыни Хазарища, по пирам и разгулам товарища. И не стало у князя веселия: не везут меды сладкие к Киеву, для пиров нету сладкого зелия! Все о меде Владимира помыслы. И взмолился Владимир пред Роднею, посылал к ней послов он за милостью, и просил за дороги проезжие, за торговлю просил и за промыслы.

Знал Варяжко Рогнеды историю, ее ненависть знал он к рабибичу. Согласился на мир Родни с Киевом, уговор заключили с Владимиром.

Порешил Иван: “Со всею дружиною, к Ярославу уйду нести службу ратную. Буду я его воеводою, защищать державу буду Русскую от набегов степных разбойников, и от алчных варягов да конунгов!”

Был Владимир тому рад - радешенек: “Сам - Варяжко уходит от Киева! Открывает дороги проезжие! Пропустил в Киев сладкие зелия, бочки меду, заморские вина и другие товары заморские! Можно пить теперь сколько хочется, утопить в вине муки совести, замолить все свои прегрешения”.

Купил князь меду бочки бездонные, на базарные выкатил площади: “Питие – есть для князя веселие. Будут славить за щедрость Владимира! Перепьются и люди и лошади! Не забудут вовек угощения!”

На века будет князю прощение!?