БЫЛИНЫ

Былина вторая

Ой, да как в городе стольном да Плескове, ой, да по саду цветущему яблоневому, по траве мураве да по шелковой, да по берегу Озера Чудова, красна девица гуляла, печалилась, молода княжна Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова:

“Ой, да убиты жидами все дядюшки! Перебиты все братья родимые! Ой, да в неволе томятся все мамушки, а родимый и ласковый батюшка сгинул в битве с несметною силою! На Руси жидовин стал хозяином! Стонет Русь от ярма подневольного! Собирают баскаки невольников от Плескова до Киева стольного!

Виноват перед Русью князь киевский, погубил он дружину Олегову, сиротою оставил Русь матушку Игорь властью своею безвольною. Плачут в Киеве вдовы и сироты, отвернулись от князя дружинники. Кто за Русь в ее горе заступится?!”

Ой, да как в городе стольном да Плескове, ой, да в роще священной у капища, что стоит по над Озером Чудовым, по траве мураве да по шелковой, по ромашкам, одуванчикам, да по лютикам, красна девица гадала о суженом, молода княжна Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова.

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Чудо Озера! светит ласково Ярило весеннее, в небе жаворонок поет, разливается, воздух свежестью пахнет озерною. Где то там в небесах в саду Ирие, Берегини пируют славянские. Берегиням Всеславовна молится, призывает и Карну в советчицы:

“Пришло время мое, берегинюшки, заневестилась я, закручинилась, помогите, скажите, что видите? Полонянкой ли сгинуть мне черною? Иль женою быть мужа достойного? Где искать мне его, как откликнуться, как узнать мне, кто будет мой суженый?”

Зашумел ветерок по над озером, отозвался в саду тихим шепотом:

“Ты угодна богам, красна девица! Тебе будет Любава заступницей! Мужем будет твоим Игорь Киевский непутевый князь корня великого. Он же будет твоим, ольга, суженым! Стань помошницей мужу, красавица! За тобою вся сила Любавина, берегини любовь материнская. Подари земле русской заступника, роди Игорю в радость наследника, воспитай Руси мужа могучего и волхва в чародействах премудрого.

Да не прост будет путь твой до Киева. Вокруг Киева заставы хазарские. Не пускают конного, пешего. Полонит жидовин красных девушек, не пускает их к стольному Киеву, продает их в неволю далекую, хочет Игоря оставить без наследника, Русь оставить без князя Великого, да без детского смеха веселого. И хазарина Мала безродного хочет князем поставить он киевским. Поспешай в стольный Киев, голубушка. Да поможет тебе волхование”.

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Чудо Озера! светит ласково Ярило весеннее, в небе жаворонок поет, разливается, воздух свежестью пахнет озерною. Берегини запомнив напутствие оземь грянулась красная девица, обернулась голубкой белоснежною, полетела на юг она к Киеву.

Вокруг Киева заставы жидовские. Не пройти в Киев конному, пешему. Вьются в небе черные коршуны, не пускают и птицу перелетную. Во главе жидовин Пес Пейсахович . Полонит на Руси красных девушек, не пускает их к стольному Киеву. Увидал Пес голубушку белую, обернулся сам злым черным коршуном, в небеса взмыл вдогонку за горлицей, настигает ее, приговаривает: “А не летала бы ты, Ольга, да к Киеву! Ждут давно тебя слуги кагановы!”.

Увидала Всеславовна коршуна, грянулась с неба на мать – сыру землю, обернулась белой горностаюшкой, скрылась в дубраве от черного коршуна. Грянул о землю Пес Пейсахович, обратился в куницу он чернолапую, гонит горностая по валежинам, выгоняет на берег Славутича, догоняет его, приговаривает: “А не бегала бы ты, Ольга, да к Киеву! Ждут давно тебя слуги кагановы!”.

Вновь о землю красавица грянулась, обернулась плотицей серебрянной, скрылась в водах Славутича быстрого, так, как будто ее здесь и не было. Пес Пейсахович не унимается, пуще прежнего раззадорился. Он ударился о камни прибрежные, обратился в щуку зубастую, прыгнул в воды Славутича быстрого, настигает плотицу, приговаривает: “А не плавала бы ты Ольга, да к Киеву! Ждут давно тебя слуги кагановы!”.

Ой, да не прост был жидовин Пес Пейсахович! Уже пасть он разинул зубастую, проглотить хочет плотицу красноглазую. Но и Ольга не проста, красна-девица. Еще с берега сеть заприметила, что в глубоком бучале поставлена, да на крупную рыбу настроена: на сома с его пастью усатою, судака поперек полосатого, осетра костобока белобрюхого, на стерлядку узконосую драгоценную, белорыбицу нежную белую, семгу крючконосую красную, да на хищную щуку зубастую. Проскользнула сквозь сети шелковые, плавничком лишь задела серебрянным. Следом Пес Пейсахович ринулся, да в шелковой сети и запутался, аж поплавки по над сетью запрыгали. Не удариться оземь хазарину, не вернуть себе силы немерянной.

Доплыла плотица до берега, о родимую землю ударилась, обернулась из плотицы серебряной, красной девицей, через Днепр перевозчицей. Правит челн свой к глубокому омуту, достает из сети из запутанной она щуку зубастую скользкую, прячет в короб, травой речной выстланный, правит челн свой к закатному берегу.

Ткет Морена судьбу нашу бренную, в узелки судьбы суженых стянуты. Друг от друга за море не спрячешься, на коне не ускачешь выносливом, не уйдешь от судьбы пешей поступью. Так случилось, что Игорь, князь киевский, той порой ждал-искал перевозчика. От древлян возвращался он в Киев град, без дружины, один одинешенек. Не велел ему Пес бен Пейсахович уезжать на тот берег с дружиною.

Видит – лодка подходит рыбацкая, просит в Киев грести перевозчика. Поначалу он принял за юношу в том челне перевозчицу девицу. По пути перевозчик и спрашивает: как найти ему в Киеве Игоря? Удивился вопросу он юноши: “А зачем тебе нужен князь киевский?”

Тут то Ольга ему и ответила, что князь Игорь, богами ей суженый. Едет с князем она играть свадебку, не одна она едет, а с приданным. Рассмеялся князь Игорь невесело, видит короб у девушки нищенский, в нем трава лишь речная на донышке, на траве лежит щука зубастая, злобно смотрит в глаза немигаючи.

“Давай здесь мы поженимся, девушка! В челноке и отпразднуем свадебку. Запретил мне жениться Пейсахович, как узнает, что князь русский женится, так убъет он тебя, горемычную, не допустит Державе наследника”.

Утешает Всеславовна Игоря: “Мы по чину с тобой обвенчаемся, стану, Игорь, княгиней я киевской, как и ты, по заветам Любавиным. И не страшен нам Пес бен Пейсахович, что лежит в этом нищенском коробе, обратился он щукой зубастою, за плотицей погнался серебряной. И теперь в твоей воле, мой суженый, и казнить его смертью и миловать”.

Удивился князь: “Чудо великое! Видно впрямь с берегинями знаешься! Коли так, стань женой непутевому, если в горе меня не чураешься”.

Не любили жиды смеха детского, увозили невест в Поле Дикое. Князь на Ольгину силу надеялся, первый раз их приказов ослушался. Чин по чину устроили свадебку, несмотря на запреты Хазарища. Но не шли пировать к ним в застолие ни бояре, ни гости богатые, а пришла одна голь перекатная. Все боялись, что Пес бен Пейсахович налетит своей силою черною, полонит всех гостей этой свадебки, и допеть не даст песню застольную. Опасались все гнева Пейсахова.

Лишь одним стол украшен боярином, не боявшимся Дикого полюшка. Был Иваном крещен он с рождения, а на улицах прозван Хазарином. Знал Иван, что такое неволюшка, не боялся Пса бена Пейсаховича, недолюбливал князя он Киева за хазарам его угождение. Был не княжеским гостем в застолии: принял Ольгино он приглашение.

И пришел званым гостем на свадебку, преподнес молодой нитку жемчуга, что цены не имела купеческой, преподнес ей атласы хвалынские, зеркала, кубки выделки греческой. Подарил князю саблю дамасскую, меч испанский, кольчугу хорезмскую. А еще подарил им на свадебку рыбьей кости он люлечку детскую.

Все ж невесело было на свадебке. Лишь Иван меды пил полной чарою, молодым лишь один кричал здравицы. Наглядеться не мог на княгинюшку: “Уж теперь то столицей быть Киеву! Наконец то ты, Игорь венчаешься! Весь народ русский жаждет наследника. Отчего же ты, князь мой, печалишься? Что ж не рад ты княгине красавице?! ”

Отвечал князь Ивану Хазарину:

“Вечно ты задираешь нахвальщиков, не выносишь и духа жидовского, жаждешь с ними сраженья великого, плен не можешь простить им свой тягостный. И на Киев, бедою ослабленный, кличешь силы все Полюшка Дикого. Претич ты моему повелению, дразнишь ворога лязгом оружия.

В этом коробе Пес бен Пейсахович, он прикинулся щукой зубастою. Ну а как станет снова хазарином, отомстит он за эту мне свадебку?”

Взвеселился боярин от новости: “Что ж ты долго молчал, милый князюшка!? Дай с жидом этим мне позабавиться, в поединке сразиться на свадебке!”

“Что ты! Что ты!” Вскричал Игорь в ужасе, “Не побить тебе силу жидовскую! Одолеет Пес силою черною, полонит всех гостей нашей свадебки, и допеть не даст песню застольную”.

“Дозволь слово мне молвить, мой суженый, - попросила невеста почтительно, - дай сразиться Ивану Хазарину в поединке с Пейсахом, как прошено. Ведь теперь в твоей воле, мой суженый, и казнить его смертью и миловать. Неужели сам выйдешь в день свадебный с Псом Пейсаховым меряться силами? Иль отложишь свой бой с ним до вечера? Или хочешь его ты помиловать? Иль бесчестно казнить без оружия?”

Игорь князь на минуту задумался: “Слышу, Ольга я речи разумные. Поединок такой - дело честное! И мне незачем долго упрямиться. Мое дело на свадьбе известное. Недосуг с жидовином мне ратиться. Пусть Иван, коли так, с ним управится?!!”

Приказал князь очистить ристалище, колдуну дали короб проворному. Встал боярин Иван при оружии против Пса бен Пейсаха нахвальщика. У Ивана в руках –меч испытанный, харалужный меч, весом десять пуд, а у пояса палица дубовая, палица дубовая, весом сто пудов: “Наконец то Пес Пейсахович посчитаемся: за сирот тобой обездоленных, за их слезы, да за слезы вдов, да за невольников!”

Грянул волхв щуку наземь из короба. Черный дым взвился с грохотом облаком, появился в нем Пес бен Пейсахович. Голова его, что пивной котел, над губою нос загибается, как кабан зарос шерстью черною и глаза горят черным пламенем. А в руке его сабля острая, сабля острая десятипудовая, а у пояса палица свинцовая, палица тяжелая, весом сто пудов: “Наконец то Ивана Хазарина я убью за грехи его смертные!”

Зазвенел меч о саблю хазарина. Был силен в бою Пес бен Пейсахович. Но и Претич прославлен недаром, не уступит в бою кривоносому. Обломились клинки их булатные, стали биться нахвальщики палицами. Как ударил жидовин своей палицей: только гул пошел по над теремом, треснул щит Ивана на щепочки, по колено ушел в землю ристалища. Удержался на ногах, не скопытился, дала силу землица родимая, берегиней Любавой хранимая.

Извернулся, да и ударил сам проклятого: гром разнесся над стольным град-Киевом, разлетелся щит жидовина на перышки, по плечи в землю ушел Пес Пейсахович. Тут ему и конец пришел. Отрубил ему Претич голову, покатилась голова с гулом и грохотом, через золотые ворота на заставы жидовские.

Узнавали хазары голову Пейсаховича, поснимали шатры свои золоченые, поднимали табуны свои с выпасов и бежали в ужасе по полюшку Дикому, на восход бежали от Киева до самой реки до Смородины.

И пошла гулять свадьба по Киеву. Поднялась тут и голь перекатная. Заходили в кварталы жидовские, приглашали с собою попраздновать. Кто добром шел – поили тех допьяна, отпускали живыми в степь дикую: “А идите вы в страны далекие, возвращайтесь туда, где вас вытерпят, и откуда слетелись вы к Киеву!”.

Кто упрямился – тех в глубокий ров! Ох не любит народ непочтения: “За наш счет живут захребетники! Давят Русь они черною силою! Мочи нет, надоели проклятые! Дань рабами берут прямо в Киеве! Защитим от них землю родимую! Вам конец пришел, толстопятые! Нынче с Вами за все рассчитаемся!”

И бежали хазары от Киева кто к древлянам, кто в полюшко Дикое. Перестала Русь платить дань с этой свадебки. На княгиню русский люд не нахвалится, славит люд честной Ивана Хазарина, а над Игорем – насмехается. Ревновал князь княгиню к боярину, воеводе Ивану Хазарину. Он не мог позабыть своей свадебки, когда Претич убил Пса Пейсаховича, а сам князь перед ним смалодушничал.

Была мужу княгиня помошницей. Беззаветно любила горемычного. Да что сделать могла с его норовом, против силы и голоса зычного. Понесла от мужа княгинюшка, Киев смотрит на нее, не нарадуется.

Ой, да как в городе стольном да Киеве, ой, да по сроще священной у капища, по траве мураве да по шелковой, гуляла молодая княгинюшка, мужа из похода дожидаючись, молодая княгинюшка Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова:

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Моря Черного! светит ласково Ярило весеннее, в небе жаворонок поет, разливается, воздух свежестью пахнет Славутича. Где то там в небесах в саду Ирие, Берегини пируют славянские. Берегиням Всеславовна молится, призывает и Карну в советчицы:

“Пришло время мое, берегинюшки, пора мужу родить мне наследника, непутевому мужу, горемычному, мужу суженому, мужу любимому. помогите родить мне заступника, Руси матушке в горе защитника, жидовинам жестоким супротивника и кагана в бою победителя”.

Зашумел ветерок над Славутичем, отозвался в саду тихим шепотом:

“Ты угодна богам, Ольга матушка! Тебе будет Любава заступницей! Подари земле русской заступника, роди Игорю в радость наследника, воспитай из него мужа могучего и волхва в чародействах премудрого, князем киевским корня великого. Стань ему нежной ласковой, матушкой! За тобою вся сила Любавина, берегини любовь материнская.

Нареки Святославом с рождения, когда вырастет – Волхвом Всеславичем. Возьми в дядьки Ивана Хазарина, пусть научит его делу воина. Завтра ночью родишь сына, матушка, всей земле русской в радость, страдалице.

Той же ночью родится у Претича побратим Святославу - Вольга Иванович. Будет сыну твоему он товарищем, от измены бояр охранителем, в грозной сече кровавой заступником, перед боем нахвальщиков вражеских будет Вольга всегда победителем, сыном верным Земле Русской матушке , и изменникам Киеву мстителем”.

Задрожала мать сыра-земля, посветлел в небе месяц полуночный. родился в Киеве Волхв Всеславович, богатырь могучий, князь киевский. И вновь задрожала земля, задвигалась, сверкнул месяц на небе полуночном, звезды с неба горстями посыпались. Родился у боярина Претича сын Олегушка, богатырь могучий, нахвальщик киевский.

Прокатился гром от заката до восхода, от немецких стран до царства хвалынского. Сине море из берегов выплеснулось, чисто небо молниями засверкало, затряслось от страха царство иудейское. Кагану сон вещий привиделся, что летит он с башни вниз птицей бескрылою, да на землю камнями мощеную. А на башне стоят добры молодцы, что родились в ту ночь в стольном Киеве: Волхв Всеславович, богатырь могучий, князь киевский, с ним Олег Иванович, брат его названный.

Ушла рыба в омуты глубокие, Улетела птица в небеса высокие, могучие туры поднялись к вершинам гор заснеженным, все звери кто куда попрятались: зайцы да лисицы - в гусом оснничке; волки, да медведи – по ельничкам; соболи да куницы - по ключикам; выдры, да бобры – по реченькам; барсуки да вепри - по дубравушкам. родился в Киеве Волох Всеславович, богатырь могучий, князь киевский, Святослав, по батюшке Игоревич и его брат названный, Олег Иванович.

День прошел, просит Святослав свою матушку: “Не пеленай меня матушка в пеленочки, не надевай на меня повивальнички , не подпоясывай шелковым поясом. А пеленай ты меня матушка в латы булатные, а клади мне на голову – золотой шелом, на руки клади - поручи, на ноги клади- поножи”. Не отстает от князя и Олег Иванович, о том же просит свою матушку.

Год проходит, просит Святослав княгинюшку: “Не давай ты мне игрушки деревянные, не дари ты мне свистульки глиняные. А давай ты мне лук со стрелами, подпоясывай мечом харалужным, в руку правую дай свинцовую палицу”. Не отстает от князя и Олег Иванович и о том же просит свою матушку. Сговорилась Ольга со своим боярином, великим воином Иваном Хазарином: “ Сделаю сынов волохвами премудрыми, ты, ж боярин, научи их делу воинов”. Тут и взялся Претич боярин обучать их делу воинов, что и как держать, как чем пользоваться. И учил их оружию главному: языку иудеев хазарскому, что в плену, пока ранен был, выучил.

А на пятый год Ольга матушка отдавала сына в обучение: книжной грамоте, письму хитрому, языкам соседей затейливым. Научился Святослав всякой грамоте: книги мог читать и письмом писать, и резцом свои мысли вырезывать, языкам научился затейливым. Изо всех детей лишь один Олег успевал за его обучением.

А на год седьмой взялась матушка обучать сына волхвов премудростям. Научился он первой премудрости: оборачиваться ясным соколом. Не отставал от него и Олег Иванович. Научился князь

второй премудрости: оборачиваться серым волком стремительным. Не отставал от него и Олег Иванович. Научился Святослав третьей премудрости: оборачиваться туром- золотые рога. И тут не отстал Олег Иванович. Научились они и четвертой премудрости: оборачиваться ласками да горностаями, выдрами, да куницами, да другим зверушками мелкими. И тут Олег не отставал от брата названного.

Осиротел в этот год Святослав Игоревич. Овдовела его любимая матушка. Стал Святослав князем Киевским. А и было ему только восемь лет.

А как пошел Святославу девятый год, начал он дружину собирать хоробрую. Помогал ему в том боярин Претич с каликами перехожими, помогала матушка, помогал и Олег Иванович, братец названный. Помог и кесарь греческий, сам того в мыслях не ведая. Обхитрила его Ольга Всеславовна выпросила калик у грека хитрого. Собирали дружину три года да три месяца, да и учили еще три года с четвертью. И набрали они десять тысячей: молодцы - храбрецы со всей Руси матушки, все ровесники Святославовы.

А как стало Святославу пятнадцать лет, стали звать его Волхв Всеславович за его в чародействах умение, за успехи его в обучении. И пошла по всей земле слава великая, что дружина русская не умеет пятиться, в чистом поле ей в бою равных нет, да и в крепости от нее никому не спрятаться.

А как исполнилось ему восемнадцать лет, стали обходить стороной киев лихие кочевники, далеко по степям о князе слава катится.

Хороша дружина Святославова, да не рады лихие дружинники: “Вот уж нам восемнадцать исполнилось, но не исполнить нам заветы Ореевы, не слыхали мы смеха девичьего, не видали хороводов узорчатых нет невест для нас в княжестве киевском. Забирает каган русских девушек и увозит всех в царство иудейское.

Услыхал каган царства иудейского от хазар, своих псов прирученных: “Появились у нас в Киеве супротивники. Не дают они уводить полон, в поле дикое - русских невольников. не дают они в дань красных девушек и не платят нам динарий серебряный!”

Приказал каган к походу готовиться, ко стольному граду к великому Киеву. Собирал по всей степи конницу, созывал всех степных он нахвальщиков, обещал платить чистым им золотом, тем, кто с ним пойдет, обещал и невольников.

Услыхал Святослав, Волхв Всеславович: собрается идти на Русь каган , Киев взять на щит выхваляется, разгормить дружину Святославову, в неволю забрать всех дружинников, всех волхвов хочет предать казням египетским, всех гостей-купцов - казням Кощеевым, разорить и на дым пустить капища, и на месте престольного Киева тлен оставить, разор и пожарище. Самого князя Волха Всеславича, его дядьку Ивана Хазарина обещал каган у семи дорог, у семи ветров на кресте распять, словно подданных , словно беглых рабов из Хазарии.

“Так и нам пора!” решил Волхв Всеславович, раз каган воевать собирается. Далеко идти ему до Киева - от Смородины реки утомительно. Да и не приведет он с собою пленников, не вернет красных девиц дружинникам. Мы окажем кагану почтение, придем сами к нему с угощением. Слал кагану он грамоту краткую. В ней слова все с великим значением, иудеям тревожной загадкою: то ли грозным, заоблачным громом, то ли шорохом тихим травы, он четыре короткие слова начертал им: “Иду я на Вы!”.

Получили хазары послание. Думу думают мудрецы иудейские, что задумал мальчишка князь киевский. В том великую выгоду увидели : “Если русские к нам собираются, на походы к ним можно не тратиться. В их дружине всего десять тысячей, а у нас по сто сорок на каждого. В этот раз рабы к нам сами пожалуют.”.

Вот пошла в поход дружина Всеславовича, по горам, по долам в царство Кощеево, царство иудейское царство хазарское. День бегом бегут, ночью мертво спят. Вся дружина спит, только Волхв не спит, да еще не спит братец названный. Обернулся Волхв ясным соколом, полетел на море он синее, бил он там лебедей, гусей, не щадил, ловил серых уточек. Приносил к стану русских дружинников. Серым волком обернулся Олег Иванович, поскакал, побежал по лесам, по горам, бил там вепря свирепого, бил сохатого, не щадил, ловил соболей, белочек. Приносил и их к стану дружинников.

И кормили по утрам братья названы каждый день десять тысяч дружинников. А и шубы у дружинников соболиные, а на смену им шубы беличьи, не страшны им морозы весенние.

Вот дошли они до Итиль реки. Волховать начал Волхв Всеславович, ворожбу чинить, чародействовать: “Ой, вы гой еси, добры молодцы, нас немало здесь - десять тысячей, есть ли кто из Вас, из дружинников, кто обернулся бы туром, иль соколом, да проведал бы царство иудейское, и царя его, Салтана ставрульевича, их кагана – волхва хитромудрого, да и планы его бы повыведал?”

Лист весенний из почки проклюнулся, трава новая со старой мешается, но никто из дружины Всеславича к жидовинам идти не решается. Отвечают ему добры молодцы: “Среди нас – лучший ты в волховании, идти некому в землю жидовскую опричь князя Волхва Всеславовича, да побратима его, Олега Ивановича”.

Слово доброе слышит Волхв Всеславович, оставлял дружину с братом названным, грянулся о землю студенную, обернулся туром златорогим, поскакал к царству иудейскому. Раз скакнул – на версту скочил, за другой скок – скрылся из виду, третий скок – вот и заставы жидовские. Обернулся он тут ясным соколом, дальше полетел к царству иудейскому, прилетел в Итиль – иудеев град, сел на окошечко узорное, да в палатах кагана белокаменных.

Ветерок весенний окошечком поскрипывает, царь с царицей разговоры говорят. Говорит царица Азвяковна: “Собираешься царь ты Русь воевать, а того еще видно не ведаешь: народился на Руси могуч богатырь, чародей хитроумный Волхв Всеславович! Он достойный тебе супротивник. Воевать с ним быть может опасно. Таки в бой может рвешься напрасно?”

Отвечает царице Салтан Ставрульевич: “Сам идет в Итиль этот молодец, голова его непутевая, чародей- богатырь Волхв Всеславович! За товаром идет он осбенным, и нужны ему красные девицы, по невесте дружиннику русскому. А в дружине его - десять тысячей!

А у нас по сто сорок на каждого! В погребах мы собрали оружие для Орды всей Полюшка Дикого: там для конницы сбруи наборные, богатырские сабельки острые, луки со стрелами калеными, кистени, палицы, копья булатные. А для русской дружины, Азвяковна, дорогие гостинцы приготовлены: кандалы, да цепи невольничьи, хватит в погребах их на каждого, да еще и на Русь всю останется. И сейчас двести тысяч невольникогв гнут на нас свои спины, Азвяковна. А и Волхв приведет десять тысячей, им работу найдем к нашей выгоде. Подойдут когда русские к городу, раздадим мы Орде все оружие и напустим всю силу несметную на дружину его несчастливую.”

Услыхал Волхв Всеславич, что сказано, обернулся горностаюшкой маленькой, проскользнул в подвалы бездонные, где жидов охранялось оружие.

Наконечники стрел он повынимал, тетивы он у луков перекусывал, подпруги седел перетачивал, кистеням отрывал петли кожаны, ручки палиц свинцовых переламывал, у щитов упоры с петлями – повыдергивал, всю добычу свою в землю закапывал.

Обернулся потом ясным соколом, полетел ко дружине своей храброй.

Вся дружина спит, лишь Олег не спит, встретил с радостью Волхва Всеславича. Разбудил князь своих добрых молодцев: “Ой, вы гой еси, дружина моя храбрая! Вам не время спать, а пора вставать и идти воевать царство иудейское!”

Вот пришли они в Царство иудейское. Не тронул неба Ярило еще и лучиком. Высоко стоят стены города, сорок башен в небо упираются, за зубцы этих башен в поднебесии, облака проплывая цепляются. Перед городом, вдоль стен подножия течет речка небольшая Смородина, корабли по ней ходят под парусом, осетры в ней живут стопудовые. Перекинут через речку Смородину Калинов мост подъемный, бревенчатый, на цепях к главной башне прикованный и ведущий к воротам серебрянным. Охраняет тот мост в башню главную, жидовинов отряд в сорок тысячей, остальные за стенами прячутся, и дружину русскую дожидаются. Как увидели это дружинники стали думу они думать крепкую:

“Да туда ль мы пришли, Вольх Всеславович? Разобъют нас жиды здесь проклятые. Или мало здесь наших невольников, что готовишь нам участь злосчастную?”

Успокоил Вольх русских дружинников: “Не ждут, братья, они нападения. В своей силе жидовской уверены. Двести тысяч там русских невольников ждут от нас своего избавления, и подмогой нам будут великою”.

Зачерпнул он воды из Смородины, брызнул ею на шлемы дружинников, в муравьев обратились дружинники, в незаметных для глаза букашечек. Поползли мимо стражей внимательных по мосту через речку Смородину, проползли через щель под воротами они в царство обмана Иудино, зашли в город Салтана проклятого, где в неволе трудились столетия на жестоких жидов люди русские, где томились в плену красны девицы.

Обернулись вновь в русских дружинников, обнажили мечи свои острые и пошли рубить нечисть жидовскую по всему злому, хищному городу. А врагов было в стенах бесчисленно, как клопов в старом доме заброшенном, в погреба за оружием кинулись, да негодно их к бою оружие:

Наконечники стрел то повынуты, тетивы то у луков перекушены, подпруги у седел переточены, у кистеней петли кожаны оторваны, ручки палиц свинцовых переломаны, у щитов упоры с петлями – повыдернуты.

Первым делом дружинники русские по кварталам невольников кинулись, дали волю всем русским невольникам, дали в руки мечи им и палицы: “помогайте сражаться с хазарами!”. А потом уже миром всем принялись бить дружину Салтана Ставрульевича. Бились насмерть Салтана дружинники. Да куда им до русских нахвальщиков, обученья Ивана Хазарина. Перебили жидов тех бесчисленно за их зло и за их злодеяния.

Добрались до дворца до каганова, попытался на башне тот спрятаться. Но нашел его князь с братом названным, взял Салтана за бороду длинную да и сбросил на камни брусчатые. Вспомнил в миг свой последний Ставрульевич, сон тревожный, когда то им виденный, как летит каган птицей бескрылою да на камни под башней брусчатые. Пал на камни под башнею с грохотом. Содрогнулась земля всей Хазарии от Ловати - до моря Хвалынского, от Древлянской земли до Булгарии, донеслось до Байкала далекого...

Тут Салтану царю и конец пришел, и всему его царству жидовскому.

Побежали хазары из города, как бегут тараканы от холода: кто в страну за песками Бухарскую, кто за море Хвалынское в Персию, кто в Орду басурманов Булгарскую, кто с отчаянья в Кафу отправился.

А дружина, покончив с погаными, дала волю всем русским невольницам. Дождались женихов красны девицы, разобрали их в жены дружинники, нарядили в атласы хвалынские, повезли с честью к стольному Киеву.

Ой, да как в городе стольном да Киеве, ой, да по роще у самого кпища, да по саду, усыпанному яблоками, по траве мураве да по шелковой, гуляла мать княгиня Киевская, сына из похода дожидаючись, княгинюшка Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова, вдова Игоря безутешная.

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Моря Черного! светит ласково Ярило усталое, в небе птицы перелетные перекликаются, воздух свежестью пахнет осеннею. Где то там в

небесах в саду Ирие, Берегини пируют славянские. Берегиням Всеславовна молится, призывает и Карну в советчицы:

“Где мой сын ненаглядный сражается?!! Жив ли он, мой родимый, кровиночка?!! Отомстил ли за батюшку иродам? Или тяжкою раною мается?!! Смог ли стать земле Русской заступником, жидовинам жестоким противником и кагана в бою победителем?!!”.

Зашумел ветерок над Славутичем, отозвался в саду тихим шепотом:

“Ты угодна богам, Ольга матушка! Тебя любит Любава заступница! За тобою вся сила Любавина, берегини любовь материнская. Воспитала Руси ты заступника и волхва в чародействах премудрого. Жив он! Жив твой родимый, кровиночка!! Отомстил он за батюшку иродам!! Смог он стать земле Русской заступником, жидовинам жестоким противником и кагана в бою победителем?!! Он идет со дружиной хороброю, возвращается в Киев с победою! Стала Русь вновь Державой Великою!!! Будут славить в веках люди русские – сына Ольгина Волхва Всеславовича, князя киевского, князя великого, в чародействах и битвах премудрого. Злых жидов на Руси истребителя и державы хазар погубителя.

Их встречать созывай народ киевский, накрывают столы пусть дубовые, выкатывают пусть бочки с медами старыми, готовят подарки красным девицам, - невестам дружинников Святославовых. Да сыграй им веселую свадебку. Дети их Русь навек унаследуют, не сдадут землю Русскую ворогу, никогда не смирятся с неволею.

К Вам вернется покой и веселие. Пития Вам не надо для этого, и не надобно пьяного зелия. Пусть играют детишки на улицах, пусть смеются на радость родителей”.