БЫЛИНЫ

Былина четвертая

О русском богатыре Вольге Ивановиче и Свенельде оборотне - Сантал Жидовиновиче

Зачин

Как у стольного града у Киева, у Боричева спуска к Славутичу в светлый праздник Ивана Купалова люди видели чудо великое. В чистом небе, откуда неведомо, черный ворон да с соколом встретились, не на пир честной повстречалися а на смертный бой собиралися.

От Кощея реки, от Смородины черный ворон с когтями железными, клювом медным, дыханием огненным прилетел и над Русью раскаркался:

“От цицарских степей и Хвалынских морей наш каган посылает послание:

“Мы великий народ, племя Ваших господ, покоритесь нам, люди русские. Наши кони быстры, наши сабли остры, и не счесть в степи нашей конницы. Мы возьмем с вас дань только пыль да рвань, да по маленькой денежке с каждого. Кто не даст подобру, заберу в кабалу его сына, иль дочку красавицу. Если мне в ответ, кто-то скажет: “Нет!”, пусть на легкую смерть не надеется. Опалю огнем, разорву живьем, будь не я Каган Жидовинович”.

Поединок над Киевом

Ой, да над стольным градом над Киевом, страшный ворон Сантал жидовинович грозовою тучей по небу проносится, закрывает от солнца пол Киева, словно гром гремит его карканье, вызывает на бой поединщика.

Только некому в стольном Киеве принять вызов Сантал Жидовиновича. Нет у князя дружины Олеговой, нет у Игоря русских нахвальщиков. отослал он их в страны цицарские, погубил их морскими походами, отдал кесарю их на съедение, огнем греческим поругание. Есть у князя дружина нерусская из хваленых варяжских наемников, да они от Санталова вызова по церквям и подвалам попрятались. Торжествует Сантал Жидовинович, и над князем беспомощным киевским, на всю Русь жидовин насмехается.

Вот опять страшный ворон над Киевом грозовою тучей проносится, словно гром гремит его карканье, вызывает на бой поединщика. Только некому в стольном Киеве принять вызов Сантал Жидовиновича. Нет у Игоря русских нахвальщиков. Князь сидит один одинешенек и о славе о русской печалится.

У княгинюшки гридница тесная, не чета она гриднице княжеской. И сидят в ней дружинники старые, из дружины еще из Олеговой, во главе с казаком да боярином, знаменитым Иваном Хазарином, князю Игорю поперечником, все зовут его княжеским Претичем. Они карканье ворона слушают, на нахальство его усмехаются: “Не посмел бы во время Олегово жидовин и приблизиться к Киеву”.

Говорит воевода товарищам: “Приму вызов я черного ворона, что над Киевом слишком раскаркался. А и знакомо мне ворона карканье, слышал голос его я в стольном Киеве, да во гриднице слышал я княжеской! Не за князя мне Игоря стыдно, за грехи свои сам он ответчик, мне за Русь, за Державу обидно!”.

Третий раз Сантал Жидовинович вызывает на бой поединщика. Не успел воевода, замешкался.

Помоложе нашелся нахвальщик. То не молния в небе сверкнула и не ветер зашумел в небесах, то боярина сын белым кречетом, взмыл с Подола на бой с черным вороном. Смел, силен он был не по возрасту, величают его по все по батюшке, и зовут его Вольга Иванович, а всего то ему лишь пятнадцать лет, лишь пятнадцать лет, да пятнадцать дней.

Рассмеялся Сантал хриплым карканьем: “Вызывал я на бой поединщика, а не отрока несмышленого! И труда то с ним нужно нисколько: только клюнуть, да дунуть легонько”.

Но не слушает Вольга ворона, поднимается в высь поднебесную, прямо к солнышку красному, жгучему, самому Яриле Сварожичу. Не достать его там черну ворону ни медным клювом, ни дыханием огненным.

Но вот щелкнул Вольга клювом серебряным, расправил когти булатные, сложил крылья шелковы, да и канул сверху на ворона. Ударил Сантала раз: - пух да перья на Киев посыпались. Ударил второй: черная кровь дождем на землю пролилась. Не стал ждать Сантал удара третьего. Медным клювом отмахиваясь, огненным дыханием откашливаясь, бросился наутек Сантал Жидовинович. А Вольга Иванович следом летит, бьет его, приговаривает:

“А не летал бы ты на Святую Русь, неразумный Сантал Жидовинович, Не пугал бы ты малых детушек, не смешил бы ты добрых молодцев. Ты лети в свои степи цицарские, да на поле свое Сарачинское, донеси до Каган Жидовиныча: не ходил бы он к нам за неволею, не просил бы он дани маленькой. Мы не заплатим дань человечиной, но заплатим мечами острыми, мы придем к нему сами, да с волею, для полона всего для жидовского”.

 После битвы

Услыхала княгиня про сокола, защитившего Русь великую, позвала в свой терем боярина, казака Ивана Хазарина: “Здравствуй, строптивый мой претич, князю Игорю поперечник, ты ведь всех дружинников знаешь, всех нахвальщиков привечаешь. Ты силен в волховстве с чародействами, ничего от тебя не укроется. Расскажи мне скорее о соколе, этом чуде великом о киевском: кто побил у нас черна ворона и прогнал его в степи цицарские? Если стар он и мудр, станет моим советчиком, если силен он и горд, станет воеводою, если юн да горяч, будет сыну моему сотоварищем”.

Отвечает строптивый боярин: “Знаешь ты сокола, знаешь несмышленого. Это сын мой Вольга Иванович, да всего то ему лишь пятнадцать лет. Я учил его уму разуму, не научил его осторожности. Ой, да не спрашивал он дозволения, да на бой с поединщиком - вороном. вызвал сам поединщика страшного, да злодея Сантал Жидовиновича. Получил в бою рану отметину, да опасную рану, глубокую, да под левый глаз клюнул ворон сердешного. И лежит теперь дома израненный сокол мой у мамок с няньками на излечении.

Но не о ясном соколе надо думу думать нам, надо думать о страшном вороне. От кагана принес он весточку, да не каганова он роду и племени. Я породу их знаю по говору, а над киевом он слишком раскаркался. Еще чуть бы чуть, я б узнал, кто он, да спугнул его Вольга Иванович. А и знакомо мне ворона карканье, слышал голос его я в стольном Киеве, да во гриднице слышал я княжеской! Этот оборотень среди нас живет, с нами ест и спит, с нами меды пьет”.

Утешает Ивана княгинюшка: “Пусть скорее твой сын, выздоравливает, моему сыну будет товарищем. А поднимем их, не страшны Руси никакие каганы змеевичи”.

Рассказ Свенельда

Ой, да пирует князь со дружиною, с печенегами, да варягами; в своем тереме скоморохами тешится. Только нет за столом за княжеским, воеводы Свенельда варяжского. Посылают к нему гридня с весточкой: мол негоже князем так брезговать. Тот приносит ответ от варяжины:

“Велика мне честь, да разбит я весь и лежу я дома израненный: вся спина моя клювом исклевана, руки, ноги когтями изрезаны. На охоте я был, да со своим соколом, белым кречетом с новгородчины. Тот гусей сбивал да лебедушек, куропаточек, да уточек кряковых.

От Цицарских степей, Сарачинских полей набежала вдруг туча черная, от меня все небо закрывшая. И услышал я чье то карканье, словно гром гремел по над Киевом, вызывал он на бой поединщика, назывался Сантал Жидовинович. я понять-узнать поднял голову, что за чудо такое великое? Взглядом встретился с черным вороном, да таким, каких сроду не видывал. У него голова, что пивной котел, медный клюв горит желтым пламенем, когти выставил он железные, и дыханием пышет огненным.

Как я мог стерпеть, князь, такой позор: жидовин у самого Киева! Обнажил свой меч, да на ворона сгоряча, я с мечом то и кинулся. Лучше б этого я не делывал, лучше б спрятался во дубравушке. Ворон бил меня и валял меня, он кольчугу клювом проклевывал, мой доспех когтями прорезывал, мое копье, как тростинку переламывал, мою сабельку, как медную зазубривал. Все ж и я оставил птице отметину: клюнул сабелькой, да под левый глаз. Но нельзя одолеть черна ворона, велика для нас сила хазарская.

Спас меня ясный сокол мой: начал боем бить черна ворона! Как ударил, раз – перья посыпались! Как ударил второй, кровь дождем пролилась. И погнал сокол ворона да в степи цицарские, отогнал его до восхода солнышка. Да и сгинул там ясный сокол мой, от жидов погиб страшной погибелью.

Нет! Не нам, мой князь, с нашей силою, воевать с каган Жидовинычем и с хазарскою ратью великою. Одолеет нас Жидовин в бою, да еще потом понасмехается. Лучше дать им дань, что запрошена: с кого денежку, с кого малых детушек”.

Не почуял князь Игорь недоброго, наградил Свенельда богатствами. И поверил князь, что жиды сильны, ой, да не проверил их – он своим мечом, убоялся князь с ними злой войны. И от страху пред ними великого, сам послов послал в степи цицарские, сам поганым жидам данью кланялся.

Дети Свенельда: Лют и Блуд

Ой, да умен был Игорь князь учением книжным, ой да умел учением воинским, ой, да не обижен был и молодецкою силушкой. Полюбила его Ольга княгинюшка, как лебедушка белого лебедя. Только слеп он был сердцем каменным, сердцем каменным, неразборчивым: две змеи пригрел на груди своей, рода Игоря злых погубителей.

Ой, да один из них, конунг-князь Свенельд, воевода варяжских дружинников. Не знал Игорь-князь его племени, его имени настоящего. По отцу был он конунга сыном, да по матери был жидовином. Богател Свенельд, дань собираючи, отправляя в полон малых детушек.

Ой, да второй из них Куря – дикий хан, печенежина неумытая. Пригласил его Игорь-князь на Русь, усмирять недоимщиков, не дававших ему дань хазарскую, детьми малыми, малой денежкой: золотой шелягой, да динариями серебрянными.

богател Свенельд со дружиною, да на деньги кагана иудины, что за гибель земли русской плачены. Стало мало ему денег-почестей. Домогаться любви стал он Ольгиной и престола Великого Киева. Князю Игорю змеем нашептывал, что несметную дань приготовили киевлянам древляне покорные: “Ты иди к ним скорее, князь батюшка, я ж останусь у рощи осиновой на три дня со своею дружиною ладить струги - везти дань - до Киева”.

Сам хазарину Малу слал весточку, что в пути со дружиной задержится. Головою князь Игоря кланялся: “На хазарскую дань князь позарился и достоин князь Игорь погибели”. Все сбылось, как иуда загадывал, предал смерти каган князя Игоря и дружину его невеликую. Спрятал радость Свенельд в сердце Каина, поспешил со дружиною к Киеву и княгине принес весть печальную. Но не стать ему суженым Ольгиным, не совьет гнезда лебедушка с вороном.

Затаил варяг злобу великую, злобу черную, злобу змеиную. Взял жидовку себе из Хазарии, и женой привел в терем свой каменный. Родила та жидовка наследников, двух Свенельда Сантала змеенышей. сыновей он назвал не по киевски, по своим, по жидовским обычаям. Нарек Блудом змееныша старшего, Лютом младшего звал со значением. Сыновей Сантал холил и пестовал. С юных лет отвез в Дикое полюшко, на учение к тестю хазарину. Жидовинами дед их воспитывал на беду граду стольному Киеву.

Внуки Игоря: Ярополк, Олег и Владимир

Дни ползли, годы птицей летели. Подрос Игоря сын Святослав премудрый Волхв Всеславович, царство он разгромил иудейское, сбросил с башни на камни брусчатые он кагана великой Хазарии. Подрастали два сына Всеславовича: Ярополк и Олег – князья-воины. Подрастал и Владимир Святославович, байстрюк княжеский от Малки Малковны.

Сиротой стал Сантал жидовинович, после казни кагана жидовского и державы хазар поругания. Для кого изменять теперь Каину, кто заплатит за службу Иудину? Был Свенельд воеводой наемников. Сам в походы ходил Святославовы, на войне он не очень усердствовал, стрелам вражеским вежливо кланялся.

Лучшим другом Свенельда - Добр Малкович, дядька княжьего сына, Владимира. Так гиена с шакалами сходится, как сошлись два матерых стервятника, на беду граду стольному Киеву. И не раз уж они разговорами князем русским Владимира ставили, Блуда с Лютом - ему воеводами. Ярополка с Олегом замыслили извести ради власти Владимира. Святослав, князь Великий, князь киевский был для них в этом деле помехою.

Измена Свенельда в Болгарии

Знал и князь тоже смелость Свенельдову, на участки не ставил опасные. В стольном граде болгарском Преславове, князь оставил Свенельда с варягами, что бы личной служили охраною, самодержцу Борису болгарину.

Но купили ромеи варяжину, оплатили измену коварную. И немного платили изменнику: посулили престол только в Киеве, да всю Русь в небольшое приданное. Обещали Свенельду торжественно: “Коль погубишь ты князя Великого, над хазарами злого насильника, станешь сам тогда князем ты киевским”. Слово в слово посулы такие же повторили они и Владимиру.

Загорелось тут сердце Свенельдово злою жаждою власти над Киевом. Страшный грех! По его приказанию всех болгар перебили в Преславове, перебили всех русских дружинников, в плен царя передали Цимисхию, повязались кровавой порукою и вернулись так в русскую армию ...

кесарь греческий хитрый Цимисхий повторял много раз своим подданным:

“Много выгодней свары славянские, даже если платить за них золотом, чем война с этим страшным противником, семьсот лет угрожавшим Империи”.

Феофил, православный монашина послан был к печенегам с заданием. К Курее он приехал на поминки, и у хана купил он за золото, смерть язычника - смерть Святославову. Обещал он по слову Свенельдову, что с дружиною малой и слабою Святослав у порогов окажется, а большую дружину и конницу уведет от порогов варяжина. Поманил печенегов и приданным, всей добычей, что в струги нагружена, той, что греками русским дружинникам за уход из Болгарии плачена.

Знал Свенельд на что можно рассчитывать, знал он слабость одну Святославову, эта слабость была в его доблести, головою своею он сунется в ненасытную пасть печенежина. И потянет сам струги по волокам, со своею дружиною малою, ожидая Орды нападения. Полк засадный отправит заранее, как всегда под началом Свенельдовым. С ним отправит он русскую конницу и отряд ослабевших дружинников.

Смертная клятва Сенельда

Князь Свенельда о штурме расспрашивал, и беды той причины выпытывал. Но Сантал об измене помалкивал, клялся в верности страшными клятвами, всей казною своею бездонною. Князь не принял ту клятву Свенельдову:

“Эти клятвы не в нашем обычае. Не клянись мне своими богатствами, не клянись мне своею дружиною. Поклянись мне, варяжина, малостью, поклянись своей честью в невинности”.

Загорелся Сантал жадной радостью, простоте удивился он княжеской и поклялся скорей этой малостью.

Усмехнулся в усы князь невесело:

“Плохо знаешь ты наши обычаи, мало пожил средь русских варяжина, коль поклялся легко этой клятвою. Жизнь детей твоих внуков и правнуков, коли ложно поклялся - загублена! За тебя они ныне порутчики! Велика вира вору-отступнику! Заберет их Морена с Горынею в подземельное царство-Кащеево. И гореть тебе в пламени адовом с ними вместе, коль стал ты изменником. Честной клятве мне верить положено. За тебя теперь Боги ответчики. Но пора возвращаться на родину, путь нелегок с такою добычею...”.

Измена Свенельда у порогов

“Вот, Свенельд, и дошли мы до Киева. Лишь пороги остались да волоки. На порогах сидит печенежина, своей близкой не знает погибели. Я пойду с малым войском по волоку, заманю печенежину слабостью, бой начну с ним у стругов с добычею. Ты - засадным полком, всею силою, обойди печенегов по берегу, выжди рога сигнал мой условленный и от солнца ударь по поганому”.

Все замолкло в предутренней сырости, разгорались кровавые сполохи, князь тянул свои струги с добычею, дань, что дали коварные волохи. Донесли печенегу поганому, что идут струги с малой дружиною, князь попался в ловушку Свенельдову, как с ромеями было условленно. Разгорелись глаза печенежские на богатства дружины цицарские, с визгом мчится ордынская конница, сто поганых на каждого русского.

Начал Бой Святослав, как и сказано, принял битву у стругов с добычею. Ощетинились русские копьями, понаставили струги заставою, мечут в конницу стрелы каленые, рубят пеших мечами булатными. Святослав бьется в первых нахвальщиках, где махнет мечом - выкосит улицу, отмахнется - еще переулочек. Видит, вся печенежская конница повернулась спиной к ясну солнышку. Князь трубит в боевой рог серебряный, повторяет сигнал свой условленный.

Но не слышат сигнала дружинники, да за дальней горою поставлены они хитрым Свенельдом изменником. Ждут сигнала до позднего вечера, не дождавшись, поехали к Киеву. Убедил их коварный варяжина, что, наверное, князь уже в Киеве, коль сигнала условного не было: “Не посмела напасть печенежина на Великого князя воителя. И пирует князь с малой дружиною во палатах уже белокаменных”.

Гибель Святослава

От зари до зари князь на волоке с печенежиной бился поганою, в рог трубил князь с утра и до полудня, ждал подмоги отряда Свенельдова. Уже закончились стрелы каленые и мечи затупились булатные. В полдень бросил он рог в печенежина и убил того рогом серебряным. Понял князь, что свершилось предательство, примет смерть на порогах он лютую. Крикнул князь своим верным дружинникам: “видно смерть мы здесь примем, товарищи! Вел я вас, други, победами славными, да привел теперь к лютой погибели. Примем же ее с мечом, как русские воины”.

Приказал он сыну дядьки Ивана Хазарина, другу верному, брату названному, Олегут Задире нахвальщику: “Обернись Вольга быстрою выдрою, и плыви на тот берег порогами. обернись, там хоть туром, хоть соколом, доберись только, друже, до Киева. Донеси сыновьям, Вольга, весточку, о моей на порогах погибели, и предательстве черном Свенельдовом”.

Не по нраву был Вольге нахвальщику тот приказ Святослава сурового: “Лучше б мне умереть с тобой, княже мой!”. Но был точен расчет Волхва Всеславовича: “По плечу будет только Задире отомстить в одиночку Свенельду, защитить сыновей от изменника. Окружен тот варяжской дружиной, с ним повязанной кровной порукой. С Добром, дядькой Владимира дружен, тому праздники - смерть Святослава. Долго плел свои сети иуда!!! К Ярополку в дружину приставил сыновей своих: Люта и Блуда...

Лишь Олег, внук любимый княгини, чтил Задиру, как старшего брата, был любимцем и Претича тоже, не любил он варяжское семя, не держал при себе иноземцев. И у Вольги, при князе Олеге, сын в дружине был, ловкий нахвальщик, весь в Ивана Хазарина, в деда”.

Исполняя приказ Святослава, прорубил Вольга строй печенегов и пробился на отмель речную. Там ударился молнией оземь, обернулся вдруг черною выдрой и исчез в белой пене порога. Не успели моргнуть печенеги, даже самые быстрые стрелы, свою песню пропели напрасно. Было к вечеру кончено дело. На порогах вода стала красной. Без мучений душа Святослава в рай языческий свой отлетела: в Ирий сад бесконечно-прекрасный.

Олег Задира

Переплыл Вольга выдрой пороги, позаимствовал лошадь степную у дозора из трех печенегов. Менял лошадь той ночью он трижды, две сгорели от бешеной скачки. Второй раз поменял у заставы, получившей приказ от Свенельда: “Всех, кто вдруг уцелел у порогов, убивать, как врагов беспощадно, изменивших великому князю”. Пять варяг нападало на Вольгу, в этой схватке он был легко ранен. Но к утру уже был в Вышеграде, попросил доложить Ярополку, что гонец его батюшки прибыл, с нехорошей, печальною вестью.

Не дремал и Сантал в это время: обернулся он вороном черным, прилетел еще вечером в Киев, злой навет доложил Ярополку:

“Пал князь жертвой измены Задиры, что командовал ближней дружиной. Не хотел он делиться добычей. Нас дорогой кружной отослали. С Куреею Олег сговорился поделить всю добычу дружины. Всех убили, кто был тогда с князем, лишь Задира один жив остался”.

Ярополк опечалился сердцем. Был он отроком очень доверчив. Воеводе Свенельду и Блуду поручил управленье Державой, и казнить приказал им Задиру. Тут и Вольга поспел. Вот и ладно: “Исполняй мой приказ, воевода. Он виновен уж в том, что без князя сам вернулся живым из похода”.

Как собаки свирепого вепря, обходили варяги Олега не решаясь напасть на Задиру. Вольга понял их замысел сразу: присудил князь смертельную виру. Нельзя медлить в таких переделках, вольга выхватил меч и с разбегу вынес дверь на резное крыльцо, уносить нужно ноги к Олегу:

“Дай бог кару на глупого князя, и кровавых его мудрецов. Лишь прыжок или два к коновязи, выбрать лучшего взглядом коня. Кто остался живым в этой схватке, помяните добром и меня! Скорей в Овруч! В дружину Олега! Он поверит! Он примет! Поймет! И управу на злого Сантала, с божьей помощью, быстро найдет”.

Казнь Люта Свенельдича

Не дремал и Сантал Жидовиныч, обернулся он вороном черным, прилетел тем же вечером в Овруч. Но лишь начал навет он словами:

“Пал князь жертвой измены Задиры, что командовал ближней дружиной ...”,

оборвал его князь громким криком:

“Так не смей говорить о Задире! Вижу я, ты облыжный наветчик. И за это судить буду строго по обычаям Бога Орея. Посадите злодея в темницу!”.

Посадили Свенельда в темницу, да непросто сдержать чародея. Он в темнице ударился оземь, обратился вновь вороном черным, проскользнул через щели в решетке и вернулся назад в стольный Киев, посылая Олегу проклятья.

А тем временем раненый Вольга добрался до древлянской столицы. Пал на руки Ивану Варяжко, своему ненаглядному сыну, рассказал злую правду Олегу. Посылал князь в темницу дружину, привести на расправу Свенельда. Но пуста в подземелье темница, ускользнул жидовин от расправы. Объявил Олег кровную виру всей семье Жидовина Сантала, что Сенельдом варягом зовется. И за смерть Святослава, измену, за предательство клятвы священной присудил смерть семье всей Свенельда.

Первым боги им отдали Люта. В своей силе уверен змееныш, и в угодьях охотился князя. Он охотился с малой дружиной, гнал собаками красного зверя. Увидали дружину Олега, не по чести ему поклонились, будто вовсе и не было князя. Посылает князь Вольгу Задиру научить чужаков обращенью: “Поклонись им по чину, Задира, растолкуй: по обычаю русскому, нужно князю в земле его кланяться, разрешенья охотиться спрашивать. Расспроси, кто к нам в гости пожаловал, и какого он роду и племени?”.

Не стал слушать Задиру Санталович: “это земли исконно хазарские, ими вы незаконно владеете. Я Свенельдич, холоп, я Санталович! И не мне, Вам поганым указывать, где охотиться мне, а где спрашивать!” Потемнел воевода от ярости: “Это кто надо мной насмехается в земле русской и пухнет от гордости? Позабыли уроки недавние и на русских погаными лаются?!!”. Сгреб за шиворот Люта болтливого, и Олега коню бросил под ноги.

Молвил князь: “ты сам в гости пожаловал. Твой отец предал князя славянского. Не похоже, что будешь ты каяться. И пророчество корню Санталову, тобой первым, змееныш, сбываются! Возьми меч в свои руки поганые, попытай свое счастье жидовское”.

Понадеялся Лют на оружие да на силу свою молодецкую, да на выучку полюшка Дикого. Но ему ли с Задирою ратиться, с именитым нахвальщиком глупому.

Плач Свенельда

То не гром гремит по над Киевом, не гроза дождем проливается, Черный ворон, Сантал жидовинович о птенце о своем убивается:

“Ты надежда моей тихой старости, ненаглядный сыночек мой младшенький, на кого же ты, Лют мой Санталович, да покинул отца безутешного? Святослав, несчастливый соперник мой, до тебя ль дотянулся из вечности? Неужели за клятву неверную, за меня принял смерть ты за грешного?

Это сын ненавистного Претича, враг смертельный мой Вольга Иванович, не простил тебе юной беспечности, погубил тебя сизого кречета!

Это князь ненавистного Овруча, гордый отрок Олег Святославович, меч направил убийцы жестокого и ему нет за это прощения? Стал мне кровным врагом этот князюшка и ему не избегнуть отмщения?”

И пал в ноги Сантал Жидовинович Ярополку на брата с наветами, обливаясь слезами горючими:

“Брат затеял твой дело недоброе, хочет стать над всей Русью владыкою. Начал он воевать уже с Киевом, убивать твоих верных товарищей. Убил Люта за преданность Киеву, твоего, добрый князь мой, дружинника.

На Руси зло такое не видано, в древнем Киеве слухом не слыхано: на тебя он готовит насильников, погубить брата хочет из зависти. Враг твой Вольга Задира Иванович, ему шепчет наветы облыжные и к тебе не скрывает ненависти. Нам нельзя допускать промедления, собирай, князь, дружину с варягами, и веди нас в столицу Олегову, защитить славу Киева стольного и тебя от его умышления.”

Встреча князей у Овруча

Потемнело небо над Киевом, над столицей народа полянского. Ярополк тур на брата разгневался, собирал он дружину несметную, ополчился на князя древлянского. Подошел к его городу, Овручу, выслал к стенам бояр своих стольников, те кричали в забрала высокие его брату слова справедливые:

“Выходи, брат из стен своих каменных, да уладим все миром и правдою, Святослава порадуем батюшку братским пиром и радостной тризною. За убийство дружинников Киева, выдай мне головою виновников. Мы накажем с тобою изменников, Карна нашего требует мщения, мы должны наказать своих кровников.

Я кянусь честным княжеским именем, не хочу русской крови пролития”

Прокричали со стен белокаменных и ответное слово Олегово:

“Я не ждал тебя, брат мой, с дружиною, но я ждал тебя в гости желанные. Верю клятве твоей честной княжеской, выйду тризну с тобою попраздновать.

Не там ищешь ты подлых изменников, зря винишь во всем Вольгу Иваныча по наветам облыжным Санталовым. Я Свенельда виню в злом предательстве и предании батюшки гибели. Суд устроим с тобою мы княжеский, разберем это дело по доброму, дадим каждому слово ответное”.

Ярополк, слыша речи разумные, крикнул брату свое с ним согласие, приказал войску стать в поле лагерем и к суду приказал им готовиться.

В чистом поле под белою скатертью, на лугу под ракитой, на выпасе, стол дубовый поставили княжеский. Перед ним два престола-сидения: Ярополку из зуба из рыбьего, а Олегу из зуба слоновьего. Под рожки, гусляров пенье мирное, по мосту, через ров восьмисаженный, из дубовых ворот, из окованных, выходили из стен белокаменных князь Олег, с малой свитою княжеской: гридни, челядь с закусками, стольники, все, кто князю по чину положены.

Перед ним шло три сотни дружинников, без оружия все, легкоконные: в первой сотне все кони чубарые, золоченою взнузданы сбруею; во второй сотне кони все белые, они взнузданы сбруей серебряной; в третьей – кони все серые в яблоках и все взнузданы сбруею медною.

Позади шли за князем дружинники, в боевых все доспехах сверкающих, шли колоннами - в ряд десять всадников, за мостом расходились фалангою под командою Вольги Иваныча.

Битва у Овруча (Гибель Олега)

Вдруг варягов тяжелая конница, по команде Свенельда изменника, на процессию мирную кинулась избивать их мечами и копьями. Поначалу древляне дружинники защищали собой до последнего князя Овруча, князя древлянского. Но не выдержать бой безоружными! С волком серым оленю не справиться! От ударов дружинники дрогнули, поломали ряды свои стройные, повернули коней назад к Овручу. Начались на мосту столкновения, человек превратился в песчиночку, и как вихрь те песчинки разметывал вал дружины, летевшей лавиною. И столкнули с моста они князюшку, на дно рва с бузиной и малиною. В ров тот сыпались конные, пешие, сверху кони летели парадные, и заполнили ров восьмисаженный скоро кровью и трупами хладными.

Пропустив тех, кто свой, через линию, в бой дружина Олегова двинулась, - словно стайка стремительных кречетов на вороннюю стаю накинулась. И столкнувшись с варяжскою конницей, их рубили с холодною яростью, мы сильны были в рубке отвагою да слабы числом воинов малостью. Нам на помощь спешили из Овруча, при оружии ратники новые, а в руках у них вилы да с косами, а у многих и колья дубовые. Редко кто с копьем, реже с сулицей, еще реже с мечами булатными, похватали, древляне - что под руку в тот момент им попалось на улице. Бились насмерть мы с силою вражеской, да давили числом нас варяжеским.

Зря трубили в рога, чуть не лопнули, бирючи Ярополка приказами, Их варяги сигналы не слушали, продолжали рубить русских ратников. Повелел тогда князь русской коннице, что пришла с ним от стольного Киева, в тыл ударить варяжским наемникам, охладить их мечами булатными.

Давно руки чесались дружинников, тех варяг научить уму-разуму. На Руси не любили бездельников, замышлявших измены коварные. “Это вам Святославовы поминки”, в рубке страшной кричали дружинники. Сразу поняли русских варяжины, и не медля, сложили оружие.

Последнее предательство Свенельда

Ярополк на Свенельда разгневался, повелел суд устроить немедленный и судить его вместе с Задирою. Отобрали у них все оружие, как велось по обычаю русскому. Вольга сам все отдал, как положено, у Свенельда забрали все силою. Одного лишь они не заметили: у Свенельда ножа засапожного. Шел покорно Сантал Жидовинович, да на княжеский суд вслед за Вольгою. Вдруг змеей извернулся варяжина, засапожный тот ножичек выдернул, и все злое, булатное лезвие вонзил в спину нахвальщику русскому. Сам о землю он тут же ударился, обратился Сантал черным вороном, взвился птицею в высь поднебесную, наутек прочь от Овруча кинулся.

Поединок над Овручем (Погибель Сантала)

“Да не будет по-твоему, вражина, не уйдешь ты от Карны возмездия, от суда за свои прегрешения?!!” Оземь Вольга Иваныч ударился, обратился он в белого кречета, да вдогонку за вороном кинулся. Только алыми каплями с кречета наземь кровь молодецкая падает, и где капли к земле прикасаются, там цветы распускаются алые. Тяжело машет крыльями кречет, поднимается в высь поднебесную.

Торжествует Сантал Жидовинович, повернул свои крылья на сокола, добивать повернулся нахвальщика. Он когтями скрежещет железными, клювом медным неистово щелкает, пышет в Вольгу дыханием огненным, во весь голос скрипучий раскаркался:

“Наконец то с убийцею Лютовым расквитаюсь я так, как положено. Ты всегда на пути был помехою, живорез русский Вольга Иванович! Ты умрешь сейчас лютой смертию, и добавить то нужно нисколько: только клюнуть, да дунуть легонько”.

Но не слушает Вольга Сантала, поднимается в высь поднебесную, прямо к солнышку красному, жгучему, самому Яриле Сварожичу. Не достать его там черну ворону медным клювом, дыханием огненным.

Но вот щелкнул Вольга клювом серебряным, расправил когти булатные, сложил крылья шелковы, да и канул сверху на ворона. Ударил Сантала раз: - черный пух да перья на Овруч посыпались. Ударил второй раз: черная кровь дождем на землю пролилась. Медным клювом отмахиваясь, огненным дыханием откашливаясь, бросился наутек Сантал Жидовинович. Но догнал его Вольга Иванович да ударил его и в третий раз! Как ударил третий раз Сантала ворона, из того и дух вон.

То не гром гремит по над Овручем, не земля от него сотрясается, бездыханный Сантал Жидовинович кучей перьев да на землю грянулся.

Смерть Вольги

Слышат клекот в небе дружинники, видят в небе белого кречета, словно лист он в воздухе кружится, гребет воздух белыми крыльями и к дружине древлян опускается. Тяжело ему: кровь ключами льет, голова его запрокинута, глаза пленкою смертной подернуты. Из последних сил он крылами бьет и к Ивану Варяжке тянется. То не белый кречет израненный, умирающий Вольга Иванович тяжело сыну на руки падает, слабым голосом с сыном прощается:

“Ты прости, прощай, сын мой ласковый, ненаглядный сын мой единственный. Я учил тебя уму-разуму, уму-разуму, слову русскому. Нам дороже нет земли матушки, вольной волюшки, чести дружинника. За Дунай рекой – злые волохи, печенежина – в диком полюшке. Береги, сынок, честь дружинника, честь нахвальщика войска русского. Защищай, сынок, волю волюшку, малых детушек, красных девушек, юных отроков, весь народ честной, весь народ честной, землю русскую. Ты прости, прощай, сын мой ласковый ...”.